Неточные совпадения
Они, трое, все
реже посещали Томилина. Его обыкновенно заставали за
книгой, читал он — опираясь локтями о стол, зажав ладонями уши. Иногда — лежал на койке, согнув ноги, держа
книгу на коленях, в зубах его торчал карандаш. На стук в дверь он никогда не отвечал, хотя бы стучали три, четыре раза.
Наши синологи были у него и приобрели много изданных им
книг, довольно
редких в Европе.
Как только встал он поутру, тотчас обратился к гадательной
книге, в конце которой один добродетельный книгопродавец, по своей
редкой доброте и бескорыстию, поместил сокращенный снотолкователь. Но там совершенно не было ничего, даже хотя немного похожего на такой бессвязный сон.
Леон Блуа,
редкий во Франции писатель апокалиптического духа, был враждебен буржуазному обществу и буржуазной цивилизации, его не любили и мало ценили [См. изумительную
книгу Л. Блуа «Exegese des lieux communs».
В седьмом классе корпуса, по воскресеньям, давалась на руки кадетам хрестоматия Гербеля —
книга необыкновенно больших размеров и
редкой толщины.
Если он говорит «фальша», значит — икона дорогая и
редкая. Ряд условных выражений указывает приказчику, сколько можно дать за икону, за
книгу; я знаю, что слова «уныние и скорбь» значат — десять рублей, «Никон-тигр» — двадцать пять; мне стыдно видеть, как обманывают продавца, но ловкая игра начетчика увлекает меня.
Книга эта — одна из
редких, уцелевших от костров
книг, обличающих официальное христианство. Все такие
книги, называемые еретическими, сожжены вместе с авторами, так что древних сочинений, обличающих отступление официального христианства, очень мало, и потому эта
книга особенно интересна.
Содержание их было различное: история, математика, философия,
редкие издания с описаниями старинных путешествий, морских битв,
книги по мореходству и справочники, но более всего — романы, где рядом с Теккереем и Мопассаном пестрели бесстыдные обложки парижской альковной макулатуры.
Пришедши в свой небольшой кабинет, женевец запер дверь, вытащил из-под дивана свой пыльный чемоданчик, обтер его и начал укладывать свои сокровища, с любовью пересматривая их; эти сокровища обличали как-то въявь всю бесконечную нежность этого человека: у него хранился бережно завернутый портфель; портфель этот, криво и косо сделанный, склеил для женевца двенадцатилетний Володя к Новому году, тайком от него, ночью; сверху он налепил выдранный из какой-то
книги портрет Вашингтона; далее у него хранился акварельный портрет четырнадцатилетнего Володи: он был нарисован с открытой шеей, загорелый, с пробивающейся мыслию в глазах и с тем видом, полным упования, надежды, который у него сохранился еще лет на пять, а потом мелькал в
редкие минуты, как солнце в Петербурге, как что-то прошедшее, не прилаживающееся ко всем прочим чертам; еще были у него серебряные математические инструменты, подаренные ему стариком дядей; его же огромная черепаховая табакерка, на которой было вытиснено изображение праздника при федерализации, принадлежавшая старику и лежавшая всегда возле него, — ее женевец купил после смерти старика у его камердинера.
Я записан в шестую часть родословной
книги своей губернии; получил в наследство по разным прямым и боковым линиям около двух тысяч душ крестьян; учился когда-то и в России и за границей; служил неволею в военной службе; холост, корнет в отставке, имею преклонные лета, живу постоянно за границей и проедаю там мои выкупные свидетельства; очень люблю Россию, когда ее не вижу, и непомерно раздражаюсь против нее, когда живу в ней; а потому наезжаю в нее как можно
реже, в экстренных случаях, подобных тому, от которого сегодня только освободился.
Сатин. Люблю непонятные,
редкие слова… Когда я был мальчишкой… служил на телеграфе… я много читал
книг…
— Книгу-то помнишь? Ту?.. Отнял он её у меня… Говорит —
редкая, больших, дескать, денег стоит. Унёс… Просил я его: оставь! Не согласился…
С тех пор Нестор Игнатьевич вел студенческую жизнь в Латинском квартале Парижа, то есть жил бездомовником и отличался от прочих, истинных студентов только разве тем, что немножко чаще их просиживал вечера дома за
книгою и
реже таскался по ресторанам, кафе и балам Прадо.
Было решено, чтоб студенты посещали булочную возможно
реже. Не видя их, я почти потерял возможность спрашивать о непонятном мне в прочитанных
книгах и стал записывать вопросы, интересовавшие меня, в тетрадь. Но однажды, усталый, заснул над нею, а пекарь прочитал мои записки. Разбудив меня, он спросил...
— Послушай, Трушко, что я вздумала. У твоего пан-отца (маменька о батеньке и за глаза отзывались политично) есть
книга, вся в кунштах. Меня совесть мучит, и нет ли еще греха, что все эти знаменитые лица лежат у нас в доме без всякого уважения, как будто они какой арапской породы, все черные, без всякого человеческого вида.
Книга, говорят, по кунштам своим
редкая, но я думаю, что ей цены вдвое прибавится, как ты их покрасишь и дашь каждому живой вид.
Нет, любезнейший братец!
книга редкая, интересная, и я хоть частичку ее желаю иметь.
Первая светская
книга, которую маленький герой наш, читая и читая, наизусть вытвердил, была Езоповы «Басни»: отчего во всю жизнь свою имел он
редкое уважение к бессловесным тварям, помня их умные рассуждения в
книге греческого мудреца, и часто, видя глупости людей, жалел, что они не имеют благоразумия скотов Езоповых.
Обрадованный, я попросил Татьяну Николаевну передать Алексею
книгу —
редкий экземпляр, случайно попавший мне в руки и давно нравившийся Алексею.
Редкий помещик, живущий в деревне, в наше время не выписывает журналов и хороших
книг…
Он находится только в рукописных крюковых певчих
книгах XVII столетия, довольно
редких.].
Книг было до трехсот, и все
редкие, замечательные.
Кроме старопечатных
книг, в отысканном Чубаловым собранье было больше двух десятков древних рукописей, в том числе шесть харатейных, очень
редких, хотя и неполных.
— Ну, этих
книг Марко Данилыч вам не купит, — сказала Марья Ивановна. — Эти
книги редкие, их почти вовсе нельзя достать, разве иногда по случаю. Да это не беда, я вам пришлю их, милая, читайте и не один раз прочитайте… Сначала они вам покажутся непонятными, пожалуй, даже скучными, но вы этим не смущайтесь, не бросайте их — а читайте, перечитывайте, вдумывайтесь в каждое слово, и понемножку вам все станет понятно и ясно… Тогда вам новый свет откроется, других
книг тогда в руки не возьмете.
А упустить такого
редкого случая неохота: знает Герасим, что такие собранья и такая сходная покупка, может быть, в двадцать, в тридцать лет один раз выпадут на долю счастливому старинщику и что, ежли эти
книги продать любителям старины да в казенные библиотеки, — втрое, вчетверо выручишь, а пожалуй, и больше того…
С
редкою настойчивостью, доходившею до упорства, они разыскивали по захолустьям старинные
книги, образа, церковную и хоромную утварь.
— Nous adorons, maman et moi… les belles choses!.. Главный эксперт я, — проговорился он и указал на угол, ближайший к гостиной, — вот это мои два шкапчика… Les bibelots et les livres!.. [Мы с матушкой обожаем красивые вещи!.. Безделушки и
книги!.. (фр.).] Я разоряюсь на
редкие издания и переплеты. Вы к этому равнодушны? А я отдам все за настоящий эльзевир!..
В особенности желательно было бы видеть в новом издании следующие
книги, теперь весьма
редкие,
книги, без изучения которых шагу нельзя сделать тем, которые желают рассуждать о русском расколе не с ветру, а основательно: 1) «Стоглав», 2) «Потребники», напечатанные в Москве в 1625, 1633, 1636, 1647 годах, 3) «Большой катехизис», напечатанный в Москве при патриархе Филарете, 4) «Соборник», напечатанный в Москве в 1642 и 1647 годах, 5) «Псалтырь следованная», одобренная патриархом Иосифом, 6) «Кириллова
книга», напечатанная в Москве в 1644 году, 7) «
Книга о вере», напечатанная в Москве в 1648 году, 8) «Кормчая», напечатанная в Москве в 1653 году, 9) «Скитское покаяние», напечатанное в Супрасле в 1788 году, 10) «Проскинитарий» Арсения Суханова [«Проскинитарий» напечатан в 1-м томе «Сказаний русского народа» г. Сахарова, но с выпусками тех мест, которые имеют какое-либо отношение к расколу.